Важно, потому что игры из нашего детства, в которых было много взаимодействия с живой средой, с живым человеком, сильно отличаются от того, что предлагает мир с посредником в виде телефона, компьютера или планшета. Виртуальная реальность дает возможность проживать чужие жизни, осуществлять невозможные в реальности вещи, примерять на себя разные роли и судьбы. Можно сказать, что игры из прошлого и игры сейчас мало сопоставимы, поскольку тогда еще не было онлайн-селф (Я, представленное в интернете).

Не будем забывать о влиянии гаджетов на наши когнитивные процессы. Рука об руку вместе с этим идут повышенная тревожность, рассеянность и гиперактивность, эмоциональная нестабильность, детям сложнее справляться с гневом, устройства вызывают зависимость, исследования на этот счет неутешительные. Да, в виртуальной игре могут соблюдаться атрибуты реальной игры, такие как сюжет, правила, роли — но играть внутри условно мигающей картинки, атакующей стимулами со всех сторон в виде рекламы, гиперссылок и прочего, не тоже самое, что на улице среди людей. Мигающая картинка истощает детскую психику, которая просто не приспособлена к таким интенсивным нагрузкам.

С одной стороны, благодаря интернету мы получили доступ к огромному количеству информации, например, благодаря образовательному контенту можно чему-то научиться новому, подтянуть какие-то навыки, узнать что-то важное. Но без умения обращаться с информацией это может стать больше проклятием, чем даром.

Бытует мнение, что достаточно научиться управлять инструментом, и все будет под контролем. Мне кажется, мы не можем отрицать тот факт, что технологии, такие как интернет, изменили нашу способность думать, концентрироваться на каких-то вещах и принимать решения. Это опасно вот почему.

Когда мы получаем впечатления, когда смотрим телевизор, видеоролик
какой-то, мы не создаем репрезентаций. Репрезентация — это связанность прошлого с настоящим, будущим. Посмотрели на что-то — связали с чем-то. С переживаниями, какими-то чувствами, воспоминаниями. Так работает наш психический аппарат. Когда мы смотрим картинки, когда перед нами мельтешат какие-то видеоряды, быстро меняются кадры — в этот момент репрезентаций не возникают, наша психика не работает так, как должна.

Для создания репрезентаций нужно отложить устройство и немного побыть в тишине, посмотреть вглубь себя. То есть, буквально, когда мы постоянно и бесконтрольно пользуемся устройствами, снижается наш эмоциональный интеллект — способность воспринимать чувства свои и чужие, выдерживать их. Мы подменяем психизацию, то есть способность психики перерабатывать что-то через чувства, метафоры, ощущения, фантазии: действиями, компульсиями. И тогда внутри остается много несвязного напряжения, которое разряжается тем же способом.

Круг замкнулся. Берем телефон, не думая, а собственно, зачем, а уж тем более не спрашиваем себя, от какого чувства убегаем сейчас, взяв в руки устройство. Смотрим что-то, читаем — и не помним, что только что прочли.

Возникает закономерный вопрос — кто внутри меня принимает решения? Алгоритмы соцсетей формируют мнение подростков, категории уязвимой и очень хрупкой (что наглядно показано в фильме «Социальная дилемма», где с помощью алгоритмов у подростков сформировали определенное мнение и заставили выйти на улицы с протестами).

Мы живем внутри интерфейса, цифровые устройства вокруг нас, на них завязано множество задач, и игнорировать их влияние на нашу жизнь не получится. Это настоящее и будущая среда наших детей, лишать их гаджетов — лишать адаптации к современности. Плюс для тех же подростков социальные сети — это место самопроявления и создание социальных связей, площадка для которых стала теперь виртуальной.

Это не значит, что дети перестали гулять, общаться и проводить время вместе. Они просто «проводят его» в другом месте — в сети. Здесь скорее вопрос: как урегулировать отношения между устройствами так, чтобы они служили полезным задачам и не вредили психике, а для этого нужно всерьез признавать то влияние, которые оказывают устройства прежде всего на самих взрослых, и я что-то не слышу каких-то серьезных разговоров об этом в медиапространстве.

Мне кажется, если бы каждый взрослый прочел книгу Николаса Карра о том, что интернет делает с нашими мозгами, возможно, дело сдвинулось куда-то дальше, чем до оханий, как плохо залипать в рилсах и хорошо бы периодически делать цифровой детокс. Ведь детям нельзя просто сказать — не сиди в телефоне или компьютере, иди погуляй на новую площадку. Важно чтобы вы сами были примером для них. Ребенок смотрит не туда, куда показывает родитель, а куда он смотрит сам. И тогда не получится менять поведение детей отдельно от своего.

Хочешь отучить ребенка от гаджетов — начни с ним разговаривать, покажи ему, как по-другому можно добывать информацию, как иначе можно смотреть и исследовать мир и себя. И в этом месте у многих взрослых проблема. Наше психическое пространство ограничено. Уставшие от жизни, от работы, от огромного массива информации, который они сами не перерабатывают, в психическом плане им часто нечего дать своим детям. А вот если мы установили такой контакт — уже следующий шаг, это отправиться в новое красивое современное пространство и там провести с ними время. Или отправить их туда самих.

Природа детей — пробовать мир на прочность и ставить вызовы себе: а смогу ли я дойти/доплыть/добежать вот туда и что будет. Мы лазали по стройкам, жевали гудрон, пропадали в подвалах и на чердаках, препарировали гусениц и червяков.

Частично я вижу в экстремальных играх нашего детства некий отпечаток заброшенности и отключенности самих взрослых, которые не придавали значения безопасности. Какое время — такие и игры, собственно. В том, что сейчас созданы более безопасные условия для игр я вижу только плюс. Однако мне кажется, что взрослые перебарщивают с излишней стерильностью, убивая возможность получать естественный опыт исследования окружающего мира, даже если это сулит разбитые коленки и носы.

Сегодняшние дети растут в куда более рафинированных и тепличных условиях, носят смарт-часы с родительским контролем, площадки огорожены друг от друга высокими стенами и заборами. И я бы не сказала, что этот повышенный уровень тревожности как-то оправдан и полезен. Я выступаю за игровые пространства с максимально приближенными к природным материалами и устройствами.

Среда стала более безопасной, появилось много специализированных мест для игр. Опять же, в больших городах. Я из маленького военного городка, и в моем детстве, например, дети как лазили по трубам, стройкам, сопкам — так и лазят, только теперь добавились гаджеты. Дети смотрят тиктоки, слушают музыку. И точно так же играют везде, где это возможно.

Мы стали жить дольше и экономически благополучнее. Чем выше уровень экономического благополучия и образованности, тем меньше детей в семье, и соответственно, тем выше их ценность. Смертность превысила рождаемость, и вопрос заботы о детях — это такой задел на будущее, откуп перед страхом исчезновения. Ребенок больше не рабочая сила, а отдельная единица, вокруг которой сосредоточены ресурсы. Так же на передний план вышли гуманистические ценности человека как личности и индивидуальности.

Я думаю, что здесь родители обслуживают некоторые свои потребности и пытаются прожить через детей то, что не прожили сами, видя в своем ребенке себя же маленького, который в большинстве случаев вырос в дефиците родительского эмоционального тепла и внимания. Проблема в том, что когда мы проецируем свои нехватки на ребенка, который, скорее всего, в таком дефиците не находится, мы также ему вредим, потому как не видим самого ребенка. Нехватка внимания вредит так же, как и его избыток.

В норме момент, когда потребности должны удовлетворяться практически мгновенно, по запросу — это момент младенчества. И со временем эти потребности должны немножко откладываться, чтобы ребенок понимал — удовольствие будет, но придется немного подождать. Так растет его толерантность к естественным ограничениям среды.

Детей же сейчас готовят к тому, что мир будет подстраиваться под их ожидания, хотя в действительности это не так, и у детей нет элементарных навыков справиться с разочарованием и с тем, что не все так, как они хотят.

И здесь виртуальная реальность также играет роль эдакой всемогущей груди, полной молока, и всегда готовой удовлетворить любое желание немедленно, что так же формирует нереалистичные ожидания к реальности. Привычка эвакуировать все внутренние переживания в интернет затрудняет способность выдерживать внутри сложные интрапсихические конфликты, такие как способность выдерживать амбивалентные чувства, а так же откладывать удовольствие.

С другой стороны, воображение ребенка способно преобразовывать окружающую среду так, как ему нужно под текущие игровые задачи. Если вспомнить, каким минимумом для игр обходятся дети в условиях тотальной бедности, то вопрос как бы и не стоит даже. Главное, чтобы был кто-то, кто с ребенком будет играть.

То есть я опять хочу сказать, что не качество игровых площадок влияет в первую очередь на то, будут ли дети там играть. Хотя и это очень важно. Но намного важнее — отношения с родителями.